12.03.2007 Образ Александра Македонского в творчестве Ивана Ефремова

1. Дотоле мозаичная и рассеянная, ноосфера Земли благодаря Александру Македонскому впервые осознала себя как целое – предощутила возможность своего единства. Этнические рамки на какое-то время стали условными. Александр Македонский мыслил во всечеловеческих категориях. Он опережал своё время. Вот два изоморфных друг другу примера того, как дерзкие прорывы в будущее кончаются трагедией:
– монотеистическая революция Эхнатона;
– глобализм Александра Македонского.
Иван Антонович Ефремов находил в Александре Македонском определённый унисон со своим строем мыслей. Для него это не просто герой романа, а как бы союзник или напарник в общем деле, направленном на высветление человечества. Последняя книга писателя, с визионерской яркостью воссоздающая эпоху эллинизма, уникальна тем, что её глубинной основой является синергия автора и героя – Ивана Ефремова и Александра Македонского. Таис Афинская – душа эллинизма. Замечательно, что мироощущение творца этой эпохи даётся в женском преломлении: акцентируется всё софийное, вечное – отбрасывается энтропийное, преходящее. Романтизированный эллинизм мы видим в ауре Вечной Женственности.
2. Эпоха эллинизма полна удивительных предварений. Разве нельзя Александра Македонского назвать евразийцем? Это понятие мы связываем с русской мыслью. Но обратим внимание на глубинную аналогию между Элладой и Россией: обе страны в равной степени могут называться Евразией – малоазийская колонизация в чём-то созвучна нашей зауральской экспансии. В обоих случаях европейское сознание осуществляло контакт с другим менталитетом. И при этом обнаружило свою толерантность – как эллины, так и русские обладали широтой души, исключающей ксенофобию. Созданные ими империи в свои золотые часы – увы, очень короткие! – реально воплощали дух соборного синтеза. Лучшее из этого опыта наверняка будет востребовано грядущими поколениями.
Евразийство Александра Македонского своеобычно:
– он решительно уравнивает в правах эллинов и варваров /европейцев и азиатов – при проекции проблемы на наше время/;
– всячески приветствует и поощряет реальное взаимодействие культур, проявляя универсализм – истинную вселенскость – своего эстетического вкуса;
– но при этом правомерно стремится к тому, чтобы Эллада вела первую партию – бережно и тактично подтягивала к своим вершинам другие народы /европейская культура и сегодня остаётся камертоном в духовной полифонии ноосферы/.
Всё эти аспекты блестяще раскрыты И.А. Ефремовым.
3. Походы Александра Македонского вызвали к жизни беспрецедентное явление, которое можно назвать интерференцией эстетических канонов – художническая мера Эллады проявилась на египетском, иранском, индийском субстрате. Порыв македонца был похож на своего рода прививку: греческий гений оплодотворил другие культурные традиции – и это никак нельзя было сделать через насилие. Лишь в редчайших случаях мы наблюдаем реакцию отторжения. Типично другое: органический симбиоз – полнота взаимопронизания. Достаточно вспомнить искусство Гандхары. Ведь это поразительно: европейская стилистика и буддийское содержание являют свою совместимость – красота преодолевает барьеры, разделяющие существенно различные модели мира и системы ценностей. О романе «Таис Афинская» без преувеличений можно сказать так: здесь выдвинуты на первый план именно духовно-эстетические последствия походов Александра Македонского. Экспедиции Н.К. Рериха будут неоднократно их обнаруживать. Вот три имени, которые хочется поставить в один ряд: Александр Македонский – Николай Рерих – Иван Ефремов. Инвариантами здесь будут и планетарность мышления, и специфический панэстетизм. Сколь ни разнятся три этих фигуры, но их роднит орфическое понимание искусства как преобразующей силы.
4. Ивана Антоновича Ефремова волновала проблема связи религий. В романе «Таис Афинская» между ними наведено множество мостов. Все они образуют сложную систему, выявление архитектоники которой – интересная задача. Александр Македонский и тут даёт писателю точку опоры. В чём-то он предвосхищает и Беха Уллу, и Рамакришну. Его внутреннему взору уже открылись единые корни разных религий. Показательно, что он принимает для себя как бы двойную генеалогию: возводит свой род к Ахиллу и Гераклу – и вместе с тем верит в отцовство Амона. Греческая и египетская линии – в их мифологическом выражении – образуют кроссинговер. Причём в этом соединении нет никакой эклектики – в Александре Македонском всё органично и подлинно. Это тонко показано И.А. Ефремовым. На страницах романа «Таис Афинская» мы несколько раз встречаемся с термином гомонойя. Семантику его можно раскрыть так: равенство в разуме всех людей. Это главная категория в социальной философии Александра Македонского. Ему были ненавистны и кастовые, и этнические, и конфессиональные перегородки. Александр Македонский сметал их на своём пути. Гуманистическому сознанию И.А. Ефремова импонируют ценностные установки полководца-преобразователя. В романе Александрия называется открытым городом. Сразу возникает ассоциация с открытым обществом! Фактически именно его хотел построить Александр Македонский.
5. Проблема экстремальности интересовала И.А. Ефремова в разных своих модификациях. Александр Македонский и здесь побуждает его к философическим размышлениям. Предел Ойкумены: вот к чему стремился Александр Македонский. Но как плохо тогда знали географию! Экстремум всё время отодвигался вдаль – колоссальные усилия не достигали цели. В чисто формальном плане она была поставлена некорректно. Однако нам важен максимализм Александра Македонского как таковой: его способность к всевмещению – всеохватность его планов – его всечеловеческие горизонты. Он хотел превратить мир в гармонический континуум, нигде не прерывающийся локусами тьмы и зла. Пусть это утопия. И пусть маленький Уранополис, попытавшийся её осуществить, был обречён на гибель. Но человечество благодаря Александру Македонскому получило идеал невероятной красоты и притягательности. И.А. Ефремов сближал его с коммунистическим идеалом. Неправда, что на нём поставлен крест – он может обрести новую жизнь. От очередного провала ему удастся уйти лишь в том случае, если общество будет ориентироваться на таких его носителей как Иван Антонович Ефремов – пока мы от этого крайне далеки.

КОСМИЧЕСКИЙ НОМОГЕНЕЗ ИВАНА ЕФРЕМОВА
1. Творчество Ивана Антоновича Ефремова продолжает традиции русского космизма, внося в них новые краски и обертона – конкретно: впервые ставится вопрос о закономерной эволюции форм жизни и разума во Вселенной. На основе этого подхода преодолевается коммуникативный агностицизм – сомнения в наших возможностях адекватно понять другой разум и вступить в плодотворный диалог с ним. Эта пессимистическая точка зрения зиждется на том, что в эволюции преобладает дивергенция – на экзистенциальном плане расхождение оборачивается отчуждением. Разум создаёт столь различные системы отсчёта, что какая-либо инвариантность между ними отсутствует. Для И.А. Ефремова такая ситуация неприемлема. Теория космической конвергенции укоренена у него в оптимистических ожиданиях. Она глубоко гуманистична в своей мировоззренческой сути.
2. Будучи палеонтологом-эволюционистом, И.А. Ефремов постигал разнообразие земной жизни в его развитии – и он видел: динамика Биоса не хаотична, а внутренне организована. Создаётся ощущение, что совершенствующаяся жизнь движется вдоль неких силовых линий – как бы подтягивается из будущего системой аттракторов. Это производит впечатление телеологичности эволюции. Данный феномен И.А. Ефремов пытался объяснить в рамках диалектико-материалистической парадигмы. Он апеллировал прежде всего к кибернетике. Вероятно, этот подход недостаточен, но для нас важен сам факт: эволюция по И.А. Ефремову ортогенетична – ей присуща направленность. Статья «Космос и палеонтология» со всей очевидностью обнаруживает идейную связь автора с «Номогенезом» Л.С. Берга. К этому выдающемуся учёному, критиковавшему Ч. Дарвина, И.А. Ефремов относился с пиететом. Однако и здесь он движется по лезвию бритвы, избегая крайностей: номогенез по И.А. Ефремову не исключает естественного отбора и борьбы за существование.
3. Эволюционная спираль широка в основаниях, но её витки закономерно сужаются, приближаясь к точке Омега – там вспыхивает разум. Он един для Универсума. Его гуманоидная форма – своего рода константа. Через год после смерти И.А.Ефремова будет сформулирован антропный принцип. Имплицитно он содержится в ефремовской космософии. Вселенная как бы преадаптирована к человеку – подогнана под его запросы и потребности. Эту глубинную гармонию И.А. Ефремов ощущал всем своим существом. В пределах Метагалактики мы будем встречать подобных себе носителей разума. И Биос, и Нус тут настроены по одному камертону. Мы сейчас начинаем говорить в терминах пифагореизма. И это понятно: теория конвергенции находится в русле пифагорейско-платоновской традиции – выводит её в биологические измерения. Гармония сфер Пифагора – и ряды гомологической изменчивости Н.И. Вавилова: здесь одна эстетика – один дух.
4. Принцип конвергенции отвечает критерию красоты. Эстетическое сознание И.А. Ефремова получало в нём двойное удовлетворение:
– конвергентно могут сойтись две различные, порой противоположные линии; обе выходят на лезвие бритвы – и там им не тесно: они ищут единый оптимум, двигаясь к нему с разных сторон; конвергенция в этом своём проявлении может трактоваться как одна из разновидностей диалектической гармонии;
– другой эстетический аспект конвергенции – красота повторов, рефренов, изоморфизмов: благодаря игре и морфологических, и этологических созвучий биосфера становится похожей на изощрённо зарифмованную поэму, являя нам системно-структурную грань единства – при несходстве субстрата мы видим сходство форм, адаптаций к среде, поведенческих алгоритмов. «Сердце змеи» моделирует ярчайшее проявление конвергенции в этом её виде.
Красота есть единство – единство есть красота. Феномен конвергенции вполне отвечает этой симметричной формуле.
5. И.А. Ефремову интересна конвергенция на разных уровнях её манифестации. В «Дороге ветров» рассказывается о находке яиц динозавров, сохранивших следы цветного пигмента – таковой нетипичен для пресмыкающихся: они маскируют свою кладку. Значит, у этих динозавров яйца лежали открыто – отсюда криптическая окраска. Налицо конвергенция с птицами! Она задаётся однотипностью экологических ситуаций.
А вот конвергенция на совсем другом уровне: Таис и Эрис принадлежат разным расам – и тем не менее отвечают одному канону красоты. Теперь причину конвергенции надо искать в единстве духовного содержания. И.А. Ефремов говорит о возможности экстраполировать на космос эволюционный опыт Земли. Но хочется верить и в экстраполябельность земной красоты! Единство, обнаруживаемое в пределах расового разнообразия, должно проявиться в масштабах звёздной Ойкумены. Не будет ли красота самым надёжным инвариантом при установлении контакта с инопланетным разумом? Имеется в виду прежде всего женская красота, творимая Эросом, в котором ещё Платон усматривал вселенскую значимость. Миры конвергируют в прекрасном. В софийно прекрасном! Космическая эстетика И.А. Ефремова связана с архетипом Вечной Женственности.
6. Книги И.А. Ефремова дают много впечатляющих примеров, когда культуры конвергируют в мифах, стилях, философских системах. В пределах земной ноосферы эти переклички можно объяснить монофилетически. Почему бы не предположить наличие у них общего источника? Вспомним гипотезу Атлантиды. Однако с выходом в космос проблема осложняется. Тут правомерна и гипотеза полифилии – независимого происхождения явлений, ошеломляющих своим унисоном. Впрочем, мы вправе сохранить и монофилетический подход – но на повышенном и расширенном основании: не захочет ли будущий исследователь стянуть все эволюционные линии Универсума к платонову миру идей? Конвергенцию можно интерпретировать в духе платонизма: одна и та же идея воплощается в разном материале – в разные эпохи – на разных планетах. В споре Платона и Аристотеля И.А. Ефремов явно поддерживал создателя Академии. Подчеркнём, что идея прекрасного занимает у Платона самое высокое иерархическое положение – и это находит понимание у И.А. Ефремова. Язык красоты универсален для него. Миры говорят на этом языке. И понимают друг друга.

ЛИННИК Ю.В., доктор философских наук, профессор Карельского госпедуниверситета