23.05.2005 «Под охраной ангела»

«Под охраной ангела»

«Под охраной ангела» Недавно в 12-й махалле многие стали свидетелями трогательной сцены: закаленный в былых боях ветеран войны склонился в низком поклоне перед скромной седоволосой женщиной – Марией Трофимовной Кравченко. Он услышал, что Мария – бывшая узница немецкого концлагеря, и не удержался, высказал ей свое уважение.
Дети Марии выросли с моими в одном дворе, сейчас дружат наши внуки. Когда баба Маша печет ватрушки, такой нежный аромат плывет в форточки, что слюнки текут заранее – ребятня точно знает: сегодня всем перепадет этой вкуснятины… А как-то соседка выбросила на помойку недоеденный блин. Сколько укоризненных горьких слов выслушала она! Еще бы! Кому, как не Марии, знать цену каждой крошки.
ВОСПОМИНАНИЯ О ДЕТСТВЕ
Родилась Мария на Украине, в селе Соболёвка, в большой деревенской семье, в доме с соломенной крышей и разрисованной подсолнухами печкой. У них была своя молотилка, два вола, лошадь. Семья много работала в поле, и все у них ладилось. Но налетела коллективизация – скотину забрали в колхоз, отца репрессировали, а потом пришло известие, что его застрелили во время побега где-то на Кольском полуострове. Вскоре арестовали и маму. Семья осталась без кормильцев, вплотную подступил голод. Сначала умерли дед и бабушка, потом младшая сестренка, потом и дядя с теткой. Когда вернулась мать, нашла в доме лишь семилетнюю Марию с братишкой, кое-как пережив зиму, и сама ушла из жизни. До сих пор удивляется Мария, как они, двое маленьких детей, смогли выжить.
Помогла матушка-земля. Ходили в поле – «паслись», кукурузу подбирали – разгрызали и варили из нее суп, подкапывали картошку, приходилось просить милостыню. Стало холодно – подбирали солому для топлива, сожгли свой сарай. Но было все хуже и хуже, вши заедали, брат сильно заболел. Зашел к ним фельдшер, вздохнул, и определили Ваню в больницу, а Марию – в детдом. То было одно название, так как все в том детдоме было на самообслуживании, каждую пайку хлеба нужно было зарабатывать. «Моя трудовая деятельность началась с 7 лет», - вздыхает Мария.
А потом детдомовцев и вовсе расформировали по крестьянским семьям, но дружбу ребята сохранили. Когда началась война, пошли в военкомат проситься на фронт. Но оказались еще малы. Нет, не угомонились – ходили рыть окопы, а приблизился фронт вплотную – стали подбирать павших на поле боя солдат, хоронить их, а раненых прятали по хатам. Она хорошо запомнила Наиля и Холбека из Андижана, прятали их то в подвале, то на чердаке. Немецкие части все время проходили через их село. Первые отряды карателей расстреляли всех коммунистов. Но были среди немцев и такие, что жалели и подкармливали детей и стариков.
В 1942 г. началась массовая отправка в Германию молодежи - «трудовой силы». Детдомовские, конечно, попали в первую очередь. Было им по 16 – 17 лет. А брат Ванюшка остался тройным сиротой, мыкался по разным дворам, совсем ослаб и умер всего 20 лет отроду (на заводе упал у станка – и все)…
В «НЕМЕТЧИНЕ»
«На запад повезли нас в товарных вагонах, как скотину», - вспоминает Мария. На первом перевалочном пункте – уже в Германии – они прикоснулись к ужасам войны. Мимо гнали советских военнопленных. Ребят поразил их измученный вид и крики: «Сообщите домой!». Затем имена, адреса… Кто мог исполнить их просьбы?.. Их тут же построили, 0441 и началось невообразимое – у женщин отнимали детей. Долго потом у Марии в ушах стоял истошный крик. И тогда еще решила: «Останусь жива – буду работать с детьми, они так нуждаются в счастье».
А тем временем проходили «бауэры» и выбирали себе «мощную силу». Слабенькие детдомовцы попали в трудовой лагерь – Швайнфурт-на-Майне. Загнали за колючую проволоку в деревянные бараки. В каждой комнате по 36 человек, трехэтажные нары. Рядом оказалось еще 2 лагеря – французский и польский, а работали все на заводе «Фишер – Кугуляйте» в две смены, по 12 часов на токарных станках. Там познакомились с французами из группы Сопротивления – «папой» Альбертом, Андре, Мишелем, Франсуа, … Были в группе и чехи, и сербы. Помогал группе немец-коммунист мастер цеха герр Герман. Они всех призывали делать брак. И Мария однажды попалась – начальник цеха Ганс обнаружил в ее ящике не только бракованные детали, но и листовку. Схватив стальное кольцо, ударил им в лицо, перебил переносицу. Месяц пролежала Мария с сотрясением мозга в лагерном лазарете. Врач, русская военнопленная Анастасия Павловна, подняла ее, как и многих других.
В 44-м открылся второй фронт, и стали мелькать мысли о побеге. Начались бомбежки – удобное время для побега. А в чем же бежать? Вместо обуви они носили деревянные колодки (шуги), а ноги заматывали мешковиной, которой вытирали станки. Герр Герман принес им обувь и кое–какую одежонку. И чуть кончилась зима, Мария и Аня (ее близкая подруга) во время бомбежки убежали. Пошли на Восток, просили хлеба в селах, многие относились с состраданием.
У самой польской границы, на окраине г. Бреслау, ночевали в доме, а утром нагрянул жандарм. Допросили «с пристрастием» - и вернули назад в Швайнфурт. Пришлось ожидать месяц в карцере. Чуть немного оклемались – опять сбежали, на этот раз взяли с собой Шурика (он из Ровно) – хоть мужчина рядом! Но в пекарне (зашли туда хлеб попросить) Марию схватили. На сей раз попала в концлагерь. Строили какую-то насыпь, таскали камни. Долго не продержалась, начала опухать, а однажды не смогла выйти на работу, вынесли на носилках ее безжизненное тело из лагеря – недалеко находился крематорий…
Иногда Марии кажется, что она под охраной ангела, а может, ее спасает святая дева Мария? Ведь на самом краю могилы была, и не однажды! В этот раз у ворот оказалась машина из Швайнфурта, в которой приехал "папа" Альберт по делам "своего" лагеря (они к тому времени уже работали без охраны), и вдруг узнал свое кольцо на руке "трупа". А кольцо это его дочери Мэри, которая погибла от бомбежки. Он тогда сказал Марии: "Кончится война – приедешь к нам, я тебя удочерю" и отдал ей это кольцо. Так Мария опять попала в трудовой лагерь, опять ее лечила Анастасия Павловна, жаль, не знает спасенная ее фамилии.
А потом в лагерь пришли власовцы – с агитацией воевать против Советского Союза. Начались разборки – искали коммунистов. В эти списки попали Мария, Аня, Шурик и многие ее друзья. Их отправили в политический лагерь "Муна". Оказалось, что там, в подземных бункерах, размещен их токарный цех. С ними работали немецкие женщины – коммунистки Матильда, Клара, Марта и другие. Они учили девушек немецкому языку, пели немецкие песни. Сегодня особенно остро вспоминает Мария интернациональную сплоченность людей из всех стран. Они вместе зажигали костры во время бомбежек, развешивали листовки, поддерживали друг друга.
"Муну" не даром называли лагерем смерти – в лесу, окруженный проволокой под током, ярусами бомб (недалеко был аэродром), он однако был островком дружбы. В конце марта уже была слышна канонада, немцы засуетились, стали злые. Лагерь начали минировать. Хорошо, что друг Лены Кильченко, француз Андре, который каждое воскресенье приходил к проволоке увидеть свою невесту, привел и "папу" Альберта. Они узнали, что лагерь будет взорван 1-го апреля. Сообщил об этом начальник лагеря Вернер, человек порядочный. Ему жаль было убивать столько людей, он дал совет, как можно спастись. Герр Герман передал им инструмент – перекусить проволоку под током. Во время обхода все притворились спящими, а ночью человек 500 – 600 перелезли под перекушенной проволокой и расползлись. Встреча – в туннеле. Господи! Неужели свобода? Как же далека еще была Родина, и какой трудный предстоял к ней путь…
«ДОМОЙ, ДОМОЙ!»
После побега Мария, Аня и Шурик сутки просидели в выкопанной землянке. От взрывов и грохота ломило уши. Было раннее апрельское утро. На траве – капельки росы, луковицы подснежников – самое вкусное из всех блюд. Недалеко речка. Мария расслабилась. Захотелось туда, к воде. Захватила обломок снаряда в качестве посудины, выбралась из их убежища. А поле наткнулась на колонну пленных. Ее заметили и автоматами загнали в колонну. "Куда их ведут, возможно – на расстрел", - мелькнула страшная мысль. Вдруг появились самолеты, они пролетали низко над землей и строчили из пулеметов.
"Я рванула к лесу, - рассказывает Мария. – Пули шлепались вокруг, но я ни разу не оглянулась. На опушке – вывернутое дерево, я – под него, взрывы, шум, а я укрылась листьями и отключилась. Проснулась – утро, отыскала своих, с неделю отсиживались, а потом нашли туннель, куда было указано собираться всем сбежавшим.
Американские танки пришли 12 апреля. Все очень радовались, но мы были такие грязные, худющие… Потом собрались на сборочном пункте, а там – Андре, "папа" Альберт, Мишель, Франсуа… Я руками закрыла "папе" Альберту сзади глаза, а он как закричит: "Мария!". Там оказались даже ребята и девушки из нашего села. Мы были очень слабые, нас начали лечить – уколы, витамины, поселили в лесном лагере, откормили, а потом повезли и сдали в Советскую Армию - в город Хемниц. Вот тут-то на нас опять обрушилась страшное – нас называли предателями, изменниками.
Один солдат забрал у меня кольцо "папы" Альберта. Было очень обидно, но нам хотелось приносить пользу. Обратились к армейскому начальству, и нас послали разбирать авиазавод. Потом убирали урожай в Гогенфриденберге, вместе с солдатами из танковых частей. И только с наступлением холодов двинулись домой – через Кельн, по польской земле, с узелками, голодные. Долго скитались, месяц ждали машин к поезду на Родину. Осень глубокая, холодища, а мы, как добрались до Умани – попадали на мерзлую землю – плачем, не можем подняться. Бабушки нас молоком отпаивали…"
СПАСИБО ТЕБЕ, УЗБЕКИСТАН!
Название "Андижан" манило необычностью и теплом. Припомнилось, как приглашал туда когда-то раненый Холбек. На вокзале встретила Веру – та тоже в Андижан собралась. Вместе – легче, хоть ехали целый месяц и тоже с приключениями. Верина сестра приютила, устроила на работу. Днем – на одной, ночью – на другой. Впервые наелась в волю, впервые оделась по-человечески. В 1946 году вышла замуж и через 5 лет переехала в Фергану.
Мария бесконечно благодарна узбекской земле и ее народу, что приютили ее, дали душевный покой и материальное благополучие. Здесь, в Узбекистане, она нашла родной дом. Проработала в детских садах Ферганы 37 лет, не имея никаких нареканий – сплошь благодарности и похвальные грамоты, медаль "За доблестный труд". Добротой к людям и детям она выполнила клятву молодости: "Нельзя, чтобы у кого-то повторилось мое детство, надо каждому давать тепло и заботу, только так можно построить новую красивую жизнь".
А. Полякова Из газеты «Ферганская правда» за 22 июня 1993 года.