20.06.2005 Какие они - русские? Из истории датского менталитета (Петер Ульф Мёллер)

Какие они - русские? Из истории датского менталитета (Петер Ульф Мёллер)

Задача моего доклада: подробно остановиться на основных чертах сложившегося у датчанина стереотипа русских, посмотреть, как изменялся у датчанина этот образ, а так же проследить его историю - от возникновения в ранних записках путешественников до включения в школьную программу по географии.

Из истории русско-датских отношений

В 1493 никакого особо заметного контакта между двумя народами не наблюдалось, если под контактом подразумевать хоть сколько-нибудь ощутимую степень осведомленности друг о друге. И хотя с тех пор информация стала во сто крат доступнее, для датчан Россия продолжает оставаться незнакомой страной.

Под словом «русский» подразумевается что-то далекое, непонятное трудно выговариваемое и пишущееся странными буквами. Словосочетание «город в России» употребляется очень охотно, когда речь идет о чем-то неизвестном. Не то, чтобы датчане вообще не имели о России никакого понятия, скорее их понятие об этой стране было слишком кратким и четким, начисто лишенным каких бы то ни было нюансов.

Какие же формировались и распространялись представления? Существует целый ряд ранних западноевропейских источников о России, созданных в 16-17 веках. Среди них важнейшее место по значению и влиянии принадлежит «Запискам о Московии» императорского дипломата Сигизмунда Герберштейна. Сюда относится также записки датчанина Якоба Ульфельдта о его поездках в Россию в 1578 году (на лат. яз.). Большинство авторов были дипломатами (реже - купцами и военными на службе у России). В советское время путевые заметки становятся важным источником информации о закрытой стране.

Существует ряд стандартных представлений о русских. На некоторых из них я и остановлюсь.

Русские сильны и выносливы

В своем дневнике командор Юст Юль пишет 10 марта 1710: «Русские так выносливы, что с ними можно совершить то, что для солдат всех прочих наций казалось бы невыполнимым». Высказанная меньше, чем через год после Полтавской битвы, похвала была вполне естественной. А иначе как бы им удалось одержать победу? В характеристике русских делается упор на их физическое состояние, пищеварение, уход за телом и природные инстинкты. Они «рослые и крепкие люди с приятной внешностью. Они едят с большим аппетитом и, если есть возможность, охотно пьют водку. Для лучшего пищеварения они с удовольствием ходят в баню, где позволяют топтать себя маленьким детям». «Можно сказать, что по своей натуре они чрезвычайно расположены к амурным делам». Но столь крепкие здоровые тела венчают далеко не светлые головы: «От природы они наделены умом, но нельзя сказать, чтобы они всегда пользовались им во благо». Также они замечают, что только выносливый народ может выдержать такую примитивную жизнь. «Народ весьма закаленный», - отмечал Карл Зильбер в своей «Географии» 1764. Тем эта возникла еще до победы русских под Полтавой. Якоб Ульфельдт насмешливо утверждает, что русские «ни для чего не годятся, кроме войны, а на войне они готовы терпеть любые лишения, голод и жажду».

«Местные жители - рослые и крепкие люди», - написал в 1707 один из первых датских географов Хенрик Овесен Пфлуг. Педер фон Хавн считал, что выносливость русских есть следствие длительных и суровых постов: «Весь народ соблюдает его, главным образом для того, чтобы закалить себя, и хотя пост достаточно мучителен, но не смертелен». В 1877 Н.Ромом была издана утвержденная Министерством культуры «География для начальной и народной школы» В. Клаусена. В 43-ем издании 1917 года повторялась не претерпевшая ни единого изменения фраза: «Настоящие русские - крепкий и выносливый народ».

Русские необразованны и отсталы

Хюбнер говорил о том, что русские «от природы наделены умом». Точно так же считал его соотечественник Геандер. Похвала, но с оговоркой. Слово «от природы» в сочетании с существительным «ум» указывала на то, что последнему явно не хватало образования. «Быстрота, с какою русские выучиваются и навыкают ко всякому делу, не поддается описанию. Посаженные в шлюпку солдаты, по прошествии 8 дней гребут одним веслом так же искусно, как лучшие гребцы», - уверяет Юст Юль. «Русские крестьяне в большинстве своем очень способные, и по всей стране можно встретить много мастеровых, что освидетельствует о значимости кустарных промыслов», - говорилось в 19 веке. Желание учиться - добродетель, присущая далеко не всем детям и варварам: если человек далек от цивилизации, похвально само стремление к ней. С точки зрения датчан, русский эпохи Петра I был варваром, стоящим на пороге просвещенной европейской жизни. Там он до сих пор и стоит.

В датских путевых заметках и учебниках географии чаще всего говорится именно о необразованности русских. Уже в самом раннем источнике, а именно «Путешествии» Ульфельдта, отмечается невежество русского духовенства: «Попы их неученые, кроме русского, ничего более не разумеют, хотя ученей их не найти». В географиях, начиная с 17 века, находим: «Среди монахов многие не умеют ни читать, ни писать». Учебники по географии не устают повторять: «Почти все священнослужители - поповские сыновья. Как правило, они грубы и невежественны». Хюбнер прямо обвинил в невежестве духовенство допетровского времени: «Если кто в России умел читать, писать и считать, то уже почитался ученым. А если кто хотел знать больше, сейчас же обвинялся еретиком. Подданным не разрешалось даже читать газеты или ведомости. В таком невежестве пребывал весь народ до начала 18 века».

На протяжении 18 столетия учебники отмечали прогресс в просвещении России. «Искусства, мануфактуры и науки, появившиеся в этом столетии благодаря заботам императора Петра Великого, процветают все больше и больше», - отмечает Л.А. Бауман. В 19 веке больше внимания обращают на колоссальную разницу в уровне образованности русских.

После отмены крепостного права в России в 1861 в датских учебниках наряду с критикой самодержавия как главного тормоза в распространении наук и просвещении высказываются надежды на определенный сдвиг в этом направлении. Но С.Б. Триге из Хадерслева утверждает, что «трудно рассчитывать на расцвет независимых наук под суровым гнетом».

В «Иллюстрированной географии» Йоханнеса Хольста (1877) о русском народе была одна единственная фраза: «Страна мало заселена, а народ ее невежественный и забитый». Слово «невежественный» было выделено полужирным шрифтом для лучшего запоминания учениками копенгагенских начальных школ. Классический учебник по географии прошлого столетия, написанный директором К.К Кристенсеном в 1899, содержал солидный раздел «о русских», где, в частности, утверждалось, что по образованности они «сильно уступают остальным европейским народам» и что «простые люди плохо образованы, большая половина не умеет ни читать, ни писать». Не забыли и про церковь: «Низшее духовенство (попы) невежественны и мало почитаемы». В 1912 разделе «Русские» «русская необразованность» осталась практически без изменений. В 16-ом издании «ИГ» 1938, переработанной Софией Петерсон, сведения о народе печатались мелким шрифтом как дополнительный материал для чтения. Касательно необразованности русских новая формулировка звучала так: «До 1861 крестьяне в России были крепостными. Поэтому не удивительно, что простой русский народ почти до сегодняшнего дня по образованности значительно отставал от большинства европейцев». Таким образом, низкий уровень просвещенности списывался на неопределенное прошлое. Также рассказывалось о борьбе советской власти с неграмотностью: «Неграмотных осталось мало» (в более поздних изданиях эта фраза была изменена на «совсем не осталось»).

Русские покорны и верноподданны

В 1578 Якоб Ульфельдт был на аудиенции у Ивана Грозного. После чего он без труда делает вывод о тесной связи между тиранией и варварством. Насколько несчастлив народ, попавший под власть русских. Тирания перевернула устойчивую пирамиду с ног на голову и самым возмутительным образом обрекла дворянство на унижения.

Правда, на одной из страниц Ульфельдт иронизирует над образом-стереотипом России своего времени: «Хотя мы повсюду слышали о жестокости московского царя и притеснении им своих подданных, который держит их в таком рабстве, что никто не помышляет идти против его воли, а наоборот, всячески старается доказать свою покорность и верноподданство, но мы обнаружили, что в действительности это далеко не так».

Но в целом на Западе бытовало мнение о верноподданстве русских. У географа 18 века Хюбнера читаем: «Царь в России не просто самодержец, он тиран и деспот, и все его подданные обязаны ему покоряться». В 18 веке датчане начинают по-другому оценивать русскую покорность. Теперь повиновение не являлось признаком только деспотизма. Это явствует из перечня русских «национальных достоинств» Педера фон Хавена, а именно красота, сила, верность, постоянство, верноподданность и почтительность по отношению к вышестоящим как по службе, так и по происхождению. Фон Хавн не мог не видеть царившего в России «жестокого насилия», но считал его необходимым, имея в виду уровень образованности народа. Фон Хавену, однако, хватило оптимизма предвидеть, что русский народ со временем «продвинется так далеко, что сможет содержаться более мягко и получить больше свободы. Я совсем не думаю, что самодержавие в России или в другом государстве следует в будущем хотя бы немного ограничить».

То, что русские привыкли к насилию, давало повод для практических выводов. Юль, например, советует «Вообще, когда имеешь дело с русскими, лучше всего говорить с ними грубо и круто - тогда они уступают».

Несмотря на то, что понятие «покорность» постепенно исчезло из географической литературы, оно, несомненно, осталось в сознании датчан и спроецировалось на образ советского русского, возможно, как его наиболее характерная черта.

Русские невоспитанны и грубы

Дурные манеры русских датчане особо отмечали в высших социальных слоях. Неотесанность крестьян удивления не вызывала, но если придворные или сам царь вели себя как мужики, об этом стоило написать домой. Поведение опричников было еще хуже и получило «животные» характеристики: «Какие же они грубые и неотесанные скоты и ослы». А когда скоморохи «вдруг попадали на колени и выставили свои голые зады», Ульфельдт счел это чрезвычайно вульгарным.

Юста Юля также шокировала грубость русского двора, когда шут мог безнаказанно высморкаться «мимо самого лица царя в лицо другому шуту». Юль нашел подобное поведение абсолютно недопустимым «в присутствии такого великого Государя». «Хотя в настоящее время в своем обращении русские и стараются обезьянничать, подражая другим нациям, хотя они, и одеты во французские платья, хотя по наружному виду они немного и отесаны, тем не менее, внутри их по-прежнему сидит мужик».

И Ульфельдта и Юля раздражало незнание русскими этикета в таких вопросах, как: кто кому наносит первый визит, кто за кем поднимает тост и т.д.

Географы 18 века с удовлетворением отмечали, что русские начинают походить на «другие добропорядочные народы». «В недавнем прошлом народ России был диким, варварским и рабски покорным, но теперь стал более цивилизованным и перенял многие европейские традиции», - писал немецкий пастор Готтхильф Вернер, имея в виду знать. В 19 веке выражение «по-мужицки» перестало в Дании звучать как нечто обидное, поскольку крестьяне стали «почетным сословием» общества.

Русские пьют и дурно пахнут

Большинство ранних путевых заметок рисует живучее пристрастие русской нации к крепким напиткам. К.К. Кристенсен констатирует, что «питие крепких напитков, к сожалению, распространено». Юля же повергло в отчаяние постоянное и вынужденное пьянство в обществе. Фон Хавен за время своей поездки пришел к выводу, что «если русскому мужику налить больше стакана водки, он тут же падает на колени и начинает биться головой оземь, клятвенно уверяя, что готов жизнь свою положить в благодарность». Он, правда, не выставлял пьянство национальным русским пороком отчасти потому, что «пьянствуют только плебеи, отчасти потому, что «у нас и других северных народов также распространена эта болезнь, хотя это и пытаются скрыть». Он также попытался объяснить это тем, что водка отчасти компенсировала недостаток нормальной пищи во время суровых постов. Может быть, свою роль играло и то, что государство зарабатывало на пьянстве, держа монополию на водку.

Ряд книг по географии называет водку, баню и чеснок излюбленными средствами русских от всех болезней. К портрету, закаленных парной пропившихся русских, чеснок добавлял и еще одну особенность - запах.

Как пахнут русские, подробно сообщали русские путешественники. Юль сообщает: «употребляя подобного рода нечистую, отвратительную пищу, к тому же одеваясь плохо, крайне неопрятно и грязно, в большей части случаев обходясь без белья, русские распространяют от себя такой скверный, отвратительный запах, что, прожив три - четыре дня в каком-либо помещении или комнате, окончательно заражают в них запах, так что для иностранца там нельзя оставаться».

А русская баня воспринималась скорее как средство закаливания, чем гигиены.

Русские суеверны и продажны

Ранние источники содержат множество сведений о религиозности русских, которые постепенно становятся более лаконичными и, наконец, сводятся к одной единственной фразе в прошедшем времени: «До революции большинство русских исповедовало православие».

«Их религия почти католическая», - пишет Ульфельдт, делая упор на поклонение русских иконам, соблюдение ими постов, обрядов, использования святой воды и суеверия, т.е. на всё, от чего датчане - протестанты, по счастью, уже отказались.

В 18 веке отношение к другим ответвлениям христианства стало более терпимым. Пфлуг говорил: «Добрые дела, как пожертвования церквям и школам, ценятся высоко, но любовь к ближнему не в почете». Юль же заключает: «… все их богослужения сводятся к каждению образам, книгам, священникам, дьячкам да пастве, к поклонам и крестным знамениям, к паданью ниц и суетному чтению и пению». Особый упор Юль делает на отсутствие всякого благоговения. Религиозность русских поверхностна, затвержена и суетлива, они лишены самосозерцания, не исполнены благоговения. Особенно механическое чтение скороговоркой Священного писание убеждало Юля в том, что душа при этом не присутствовала.

«Господствующая в России религия - греческая, которая подобна католической, сводится в основном к обедне, песнопению и молитвам», - говорит Мунте. Греческая религия «отвергает Папу, но в остальном так же изобилует суевериями и диковинными обрядами, как и католическая», - отмечает Кофорд.

С середины 19 века на первый план выступает другая, не менее критическая оценка русской религиозности. Расцвет естественных наук и постепенная секуляризация западноевропейской культуры привели к тому, что христианство с высоты научного древа воспринималось оковами, надетыми на ноги.

Недостаток честности у русских также находит отражение в учебниках географии. Юль сетует на то, что «постоянно был должен делать подарки лицам, приносившим мне мое положенное скромное содержание», и, получая деньги, он всегда чувствовал себя обманутым.

«Несчастье России заключается в том, что ее должностные лица в высшей степени коррумпированы, и не сыщется другой такой страны в Европе, где взятки играют такую огромную роль, как в России», - пишет Эрслев. А К.К. Кристенсен отмечает: «Русские не имеют ни малейшего понятия о честности и порядочности, в особенности по отношению к государству».

Страсть русских к торговле соотносится с их нежеланием постоянно и напряженно работать. Но если «великоросс продвинется в своем образовании настолько, что начнет понимать толк в постоянной работе и крепкой собственности и станет работать честно, основательно и с охотою, то его ждет большое будущее» (Мариус Сёренсен).

Заключение

Из этого обилия замечаний датчан о русских можно выделить еще пару штрихов как, например, нежелание работать, над чем сами русские сплошь и рядом иронизируют.

Хольбергова «География» гласит: «До Петра I о русских было такое уродливое и скверное представление, какое могло быть только о варварах - хотя в некоторых отношениях оно было не совсем не справедливо». Образ русских, во всяком случае, каким он представлялся в учебниках географии до 1960, базировался на небольшом и неизменном запасе весьма скромных добродетелей и серьезных пороков, давно утвердившихся в записках западных путешественников. Как библейский блудный сын, русские своим дурным примером напоминали им (путешественникам) о том, что дома лучше.

К счастью, этот образ русского человека - далеко не полная картина. Уроки по географии в нашем веке уже не являются основным источником представления датчан о русских. Антропогеографический материал в учебниках подвергся сильному сокращению, а более интересные и обстоятельные сведения в 19 веке датчане черпали из литературы и прессы. Но это уже другая и более длинная история.

Александра Кошкарова